ЖЕНЬКА Любка, дура, что с тобой?! Что?!
ЛЮБКА Ну,
конечно, что: он взял и выгнал меня. Женечка, на тебя только вся и надежда.
Тебя так все уважают. Поговори, душенька, с Анной Марковной или с Симеоном...
Пускай меня примут обратно.
ЖЕНЬКА Ты ела что-нибудь сегодня?
ЛЮБКА Нет.
Ни вчера, ни сегодня. Ничего.
ЖЕНЬКА Да поглядите, девчонки, ведь она вся мокрая. Ах,
какая дурища! Ну! Живо! Раздевайся! Манька Беленькая или ты, Тамарочка, дайте
ей сухие панталоны, теплые чулки и туфли. Ну, теперь, рассказывай, идиотка,
все, что с тобой случилось!
ЛЮБКА А
что рассказывать? Лихонин-то этот взял меня к себе, девочки, только для того, чтобы
увлечь, соблазнить, попользоваться, сколько хватит, я же ведь простая, глупая,
а потом бросить. А я, дура, сделалась и взаправду в него влюбимшись, а так как
очень уж его ревновала ко всем этим кудлатым в кожаных поясах, то он и сделал
подлость: нарочно подослал своего товарища, сговорился с ним, а тот начал
обнимать меня, а Васька вошел, увидел и сделал большой скандал и выгнал меня на
улицу. И где я только не жила потом. На деньги, что Василь Василич бросил мне
напоследок, комнату сняла. А коридорный, обстрелянная птица, тертый калач,
начал мной торговать без моего на то разрешения, и я оттуда сбежала. Потом
вернулась к Васе, а они с той квартиры съехамши уже. В горничные меня не брали.
Рекомендаций нету, говорят. Потом просто по улице стала ходить, ночевала в
кустах или где придется, но тут уже ко мне всякая шваль полезла, и уличные
венерички со своими присказками: «Что это вы, девица, ходите одне? Давайте
будем подругами, давайте ходить вместе. Это завсегда удобнее Которые мужчины
хочут провести приятно время с девушками, всегда любят, чтобы завести компанию
вчетвером». Тьфу!
МАНЬКА Козел!
ЖЕНЬКА Подлец.
НЮРКА Ирод!
ТАМАРА Теперь самое главное с Анной Марковной решить….
ЛЮБКА Женечка,
вы такая умная, такая смелая, такая добрая, попросите за меня экономку, экономочка вас послушает.
ЖЕНЬКА Никого она не послушает. И надо тебе было
увязываться за таким дураком и подлецом.
ЛЮБКА Женечка,
ведь вы же сами мне посоветовали.
ЖЕНЬКА Посоветовала... Ничего я тебе не советовала. Что
ты врешь на меня как на мертвую... Ну да ладно - пойдем.
ЛЮБКА Только
бы назад приняли….
Любка достает из-за пазухи иконку, целует ее, крестится.
В это время в комнату заходит экономка Зоя, которая видела в окно, как
Любка шла через двор, и давно уже подслушивала разговор девушек под дверью.
ЗОЯ Что-о?
Ты хочешь, чтобы тебя опять приняли?.. Ты там черт знает с кем валялась по
улицам, под заборами, и ты опять, сволочь, лезешь в приличное, порядочное
заведение!.. Пфуй, русская свинья! Вон!..
Любка ловила ее руки, стремясь поцеловать, но экономка грубо их
выдергивала. Потом вдруг побледнев, с перекошенным лицом, закусив наискось
дрожащую нижнюю губу, Зоя расчетливо и метко, со всего размаха ударила Любку по
щеке, отчего та опустилась на колени, но тотчас же поднялась, задыхаясь и
заикаясь от рыданий.
ЛЮБКА Миленькая,
не бейте... Дорогая же вы моя, не бейте...
И опять упала, на этот раз плашмя, на пол.
И это систематическое, хладнокровное, злобное избиение продолжалось минуты
две. Женька, смотревшая сначала молча, со своим обычным злым, презрительным
видом, вдруг не выдержала: дико завизжала, кинулась на экономку, вцепилась ей в
волосы, сорвала шиньон и заголосила в настоящем истерическом припадке.
ЖЕНЬКА Дура!.. Убийца!.. Подлая сводница!.. Воровка!..
Все три женщины голосили вместе, и тотчас же ожесточенные вопли раздались
по всем коридорам и каморкам заведения. Это был тот общий припадок великой
истерии, который овладевает иногда заключенными в тюрьмах, или то стихийное
безумие, которое охватывает внезапно и повально весь сумасшедший дом, отчего
бледнеют даже опытные психиатры.
Только спустя час порядок был водворен Симеоном. Крепко досталось всем
девушкам, а больше других Женьке, пришедшей в настоящее исступление.
Только под утро в доме Анны Марковны воцарилась тишина, и дом погрузился
в предрассветный мрак.
8.
Утро. Спит на кровати желтовато-бледная Женька, поджав под себя худые
колени. Спит полная белая Нюрка, обняв по-сестрински маленькую хрупкую Маньку.
Всхлипывает и ворочается во сне веснушчатая курносая Любка – после долгих
скитаний, она, наконец, заснула в чистой постели, и теперь покрепче прижимает к
себе подушку, опасаясь во сне, что ее вот-вот отберут.
В это время по коридору проносится с криком экономка Зоя.
ЗОЯ Барышни,
одеваться! - доктор приехал... Барышни, одеваться!.. Барышни, живо!..
Девушки, потягиваясь, и зевая, встали со своих постелей, и принялись
натягивать чулки и сорочки.
Тамара заходит в комнату к Жене с чашкой в руках.
ТАМАРА Женечка, может быть, чаю выпьешь? Этот хороший, с
медом….
ЖЕНЬКА (пьет чай) Спасибо.
ТАМАРА Вкусный?
ЖЕНЬКА А то! Ну, иди, Тамара, иди! Я к себе зайду на
минутку, - я еще не переодевалась, хоть, правда, это тоже все равно. Когда
будут меня вызывать, и если я не поспею, крикни, сбегай за мной.
ТАМАРА Как скажешь. Позови, если захочешь чего-то….
ЖЕНЬКА Хорошо, Тамарочка. Одна ты здесь человек, а не капуста кислая.
И Женька как будто невзначай
обняла Тамару за плечо и ласково погладила.
Тамара вслед за остальными девушками вышла в залу.
Доктор Клименко - городской врач - приготовлял в зале за ширмой все
необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие вещи, и все это
расставлял на отдельном маленьком столике. Здесь же у него лежали и белые
бланки девушек, заменявшие им паспорта, и общий алфавитный список. Девушки,
одетые только в сорочки, чулки и туфли, стояли и сидели в отдалении. Ближе к
столу стояла сама хозяйка - Анна Марковна, а немножко сзади ее – Зоя.
ДОКТОР (глядя в список)
Александра Будзинская!..
Вышла Нюрка. Сохраняя на лице сердитое выражение и сопя от стыда, от
сознания своей собственной неловкости и от усилий, она ушла за ширму, и скоро
появилась обратно, довольная, что эта пытка закончена.
ДОКТОР Иди!.. Здорова.
И на оборотной стороне бланка отметил: "Двадцать восьмого августа,
здорова" - и поставил каракульку.
ДОКТОР Вощенкова Ирина!..
Теперь была очередь Любки. Она за эти прошедшие полтора месяца своей
сравнительной свободы успела уже отвыкнуть от еженедельных осмотров, и
потому вдруг покраснела так, как умеют
краснеть только очень стыдливые женщины, - даже спиной и шеей.
ДОКТОР Гершензон София.
Испуганная и бледная, Сонечка вышла вперед. Посмотрела на доктора,
принялась было усаживаться на столе, но вдруг закрыла лицо руками и зарыдала.
Доктор с удивлением посмотрел на Соньку – он, кажется, никогда не задумывался
над тем, что эти женщины, которых он сотнями осматривал каждую неделю – живые
люди.
ДОКТОР Ну-ну-ну….
АННА МАРКОВНА Не обращайте внимания, она новенькая.
МАНЬКА Да перестань ты уже, ничего с тобой не
случится. Чай не брильянты у тебя там!
ДОКТОР Ну-ка, барышня, ведите себя как
следует, вы меня своим поведением задерживаете, а у меня впереди еще пять таких
домов, как ваш.
Всхлипывая, Сонька все же дала осмотреть себя, и вышла из-за ширмы
измученная и отстраненная.
ДОКТОР (выглядывая из-за
ширмы, Анне Марковне) Сударыня, я нахожу у этой девушки гонорею, надо бы ее
отправить в больницу.
АННА МАРКОВНА Все сделаем. Отправим. Это непременно.
Девушки окружают Соньку.
МАНЬКА Да ты не переживай, это лечится.
НЮРКА Лечится,
это прямо вот те крест, лечится, у нас многие девушки так вылечились, и ничего
– лучше прежних….
АННА МАРКОВНА Барышни, тише! Вы мешаете господину доктору!
ДОКТОР Глафира Волкова.
АННА МАРКОВНА А где у нас Вера?
ЗОЯ Ее
господин Дилекторский на ночь забрал, не вернули еще.
АННА МАРКОВНА Что за безобразие? Пора бы девушкам запомнить, что в
день осмотра полагается возвращаться с работы раньше.
ЗОЯ Он
заплатил за две ночи вперед, я отпустила…. Но я предупреждала ее…..
АННА МАРКОВНА Волкова сегодня отсутствует. Я ее к вам лично завтра
отправлю.
ДОКТОР Отсутствует. Сусанна Райцына!
Никто не подходил к столу.
Все обитательницы дома переглянулись и зашептались.
ДЕВУШКИ Женька... Где Женька?.. Она была! Она-то дома – я ее
видела!
Тогда Тамара выдвинулась немного вперед.
ТАМАРА Ее нет. Она не успела еще приготовиться.
Извините, господин доктор. Я сейчас пойду позову ее.
ЗОЯ Пфуй!
Что за безобразие!.. И вечно эта Женька!.. Постоянно эта Женька!.. Кажется, мое
терпение уже лопнуло... Я сейчас ей устрою!
И Зоя пошла следом за Тамарой, чтобы отыскать Женьку и устроить ей
взбучку.
Но Женьки нигде не было - ни в ее комнате, ни в Тамариной. Заглянули в
другие каморки, во все закоулки... Но и там ее не оказалось.
ТАМАРА Надо поглядеть в ватере... Может быть, она там?
Но это учреждение было заперто изнутри на задвижку. Зоя постучалась в
дверь кулаком.
ЭММА Женя,
да выходите же вы! Что это за глупости?! Слышишь, ты, свинья?.. Сейчас же иди -
доктор ждет.
Не было никакого ответа.
Зоя потрясла дверь за медную ручку, но дверь не поддалась.
ЗОЯ Тамара,
сходите за Симеоном!
Тамара позвала Симеона... Он пришел, по обыкновению, заспанный и хмурый.
ЗОЯ Дверь
нужно ломать. Эта стерва заперлась там и не открывает.
Симеон молча взялся своими длинными обезьяньими руками за дверную ручку,
уперся в стену ногами и рванул. Дверь распахнулась.
Женька висела посреди ватерклозета на шнурке от корсета, прикрепленном к
ламповому крюку. Тело ее, уже неподвижное после недолгой агонии, медленно
раскачивалось в воздухе и описывало вокруг своей вертикальной оси едва заметные
обороты влево и вправо. Лицо ее было сине-багрово, и кончик языка высовывался
между прикушенных и обнаженных зубов. Снятая лампа валялась здесь же на полу.
Зоя истерически завизжала.
10.
Гостиничный номер. Утро. На расхристанной кровати, в клубах дыма, сидят
Дилекторский и Верка. Оба полуобнажены. Дилекторский прихлебывает шампанское из
бутылки, икает. В другой руке у него пистолет.
ДИЛЕКТОРСКИЙ Мы с тобой насладились, Анета… Выпили чашу до дна и
теперь, по выражению Пушкина, должны разбить кубок! Ты не раскаиваешься, о моя
дорогая?..
ВЕРКА Нет,
нет!..
ДИЛЕКТОРСКИЙ Ты готова?
ВЕРКА Да!
ДИЛЕКТОРСКИЙ Тогда отвернись к стене и закрой глаза!
ВЕРКА Нет,
нет, милый, не хочу так!.. Не хочу! Иди ко мне! Вот так! Ближе, ближе!.. Дай
мне твои глаза, я буду смотреть в них. Дай мне твои губы – я буду тебя
целовать, а ты… Я не боюсь!.. Смелей!.. Целуй крепче!..
Верка прижимается к Дилекторскому, целует его. Тот гладит ее одной рукой,
а второй приставляет ей дуло к затылку. Выстрел. Верка обмякает на руках у
Дилекторского. Тот смотрит на последние судороги Верки. Допивает шампанское.
ДИЛЕКТОРСКИЙ (себе) Вот
и пришел твой час, брат! Вперед!
Приставляет дуло к виску. Сидит, не двигаясь. Затем бросает пистолет.
Поднимает снова. Приставляет к виску. Бросает пистолет. Поднимает. Приставляет.
Бросает. Икает. Плачет. И вдруг, в накинутой на плечи простыне, бежит прочь из
номера с воем и криком.
11.
Вечер. Девушки сидят в зале, готовые к выходу. У многих опухшие от слез
лица.
МАНЬКА Почему? Почему? Как…. Ведь она же самая из нас….
Ведь она же всегда….
В залу заходит Зоя.
ЗОЯ Соберитесь!
На работе девушкам рыдать запрещено. (Маньке)
Что с вашим лицом? А ну живо привела себя в порядок! Живо! Нечего клиентам
смотреть на ваши тухлые мины!
Зоя уходит. Манька идет к зеркалу, пудрится. В зал выходит Тамара.
ТАМАРА Девочки, я обо всем договорилась. Завтра будет
панихида.
ЛЮБКА Так
ведь самоубийца же она. По церковным канонам-то вроде ж самоубийцам отпевание
не полагается….
ТАМАРА Тех, кто в припадке безумия убил себя – можно.
НЮРКА А
разве же она в безумии?
ТАМАРА Не знаю, Нюрочка. Совсем не знаю. Может, и
так.
НЮРКА А
Женька же того – в Бога нутром верила, хоть и безбожницей была….
ТАМАРА Батюшка сказал,
- до кладбища проводить можно, а на самом кладбище не имеет права
служить.
ЛЮБКА И
что же делать теперь?
ТАМАРА Я решила – на могиле сами литию будем служить.
Литию мирянам можно.
ЛЮБКА Сами?
А как же? Мы же это…. Мы же необученные.
ТАМАРА Я вас научу. Из прошлой жизни кое-что еще помню.
НЮРКА Так
мы не сумеем поди…. Как мы сумеем?
ТАМАРА Ради Женьки не научитесь?
НЮРКА Не
знаю….
ЛЮБКА Не
слушай ее, Тамар. Ради Женьки мы теперь землю съедим, только чтоб душа у ей
упокоилась. Всю жизнь ведь страдала.
МАНЬКА (плачет) И
за что мы все такие – разнесчастные?
ТАМАРА Девушки, скидываемся по десять рублей на
похороны. Только чур до завтрашнего утра деньги сдать.
НЮРКА Сдадим.
ЛЮБКА Ты
даже не бойся – вечером принесем.
Сонечка нерешительно подходит к Тамаре.
СОНЕЧКА Тамара….
ТАМАРА Да?
СОНЕЧКА Вы не обижайтесь на меня, пожалуйста, но я деньги
сдать не смогу. Я ведь Сене на выкуп коплю, для меня каждая копеечка важна.
Все-таки, Женя уже мертва, ей уже ничего не важно, а мой Сеня еще жив, и ждет в
тюрьме, когда я его спасу….
ТАМАРА В какой тюрьме? Дура. Продал он тебя.
СОНЕЧКА Как продал?
ТАМАРА Так продал. За деньги. В публичный дом. Анна
Марковна за твою невинность и чистоту круглую сумму ему отстегнула. И весь этот
спектакль был разыгран только для того, чтобы ты без истерик и криков
согласилась здесь остаться. Не ты одна такая. Только девушки поумнее через
неделю обо всем догадываются, а ты, бедная, все ждешь его….
СОНЕЧКА Нет, Тамара, зачем вы возводите на Сеню
напраслину? Сеня хороший, он меня любит. Он просто случайно попал в темную
историю. Он меня любит. Любит.
ТАМАРА Бедная ты, бедная дурочка.
СОНЕЧКА Скоро я его
спасу, и мы уедем отсюда.
ТАМАРА Ты, правда, его ждешь?
СОНЕЧКА Конечно. Я отдам его долг, он выйдет из тюрьмы, и
мы будем жить вместе. Совсем скоро. Я подсчитала – если еще постараться, то
скоро я смогу отдать половину долга. Тогда, быть может, его выпустят под залог.
ТАМАРА Прости меня, девочка за то, что не спасла тебя в
то утро.
СОНЕЧКА Вы о чем, Тамара?
ТАМАРА Так….
В зал шумной толпой входят офицеры.
ОФИЦЕР Тапер, что-нибудь веселое! Всем шампанского! Я
имение продал!
Тапер играет заводную польку.
Офицеры расхватывают девушек, танцуют с ними. Начинается очередной грубый
бессмысленный вечер с плясками, вином и бранью.
12.
У свежей могилы стоят Тамара, Нюрка, Любка, Манька и другие девушки.
Тамара бросает горсти земли на могилу и поет. Девушки несмело, но верно вторят
ей – кто высокими, кто низкими голосами.
ДЕВУШКИ Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго
преставльшагося рабу твою, сестру нашу Сусанну, яко Благ и Человеколюбец,
отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его
согрешения и невольная, избави его вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ей
причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя: аще бо и
согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа,
Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троицу и Троицу во Единстве
православно даже до последняго своего издыхания исповеда. Темже милостив тому
буди, и веру яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой:
несть бо человека, иже поживет и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякаго греха,
и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и
человеколюбия, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и
присно и во веки веков. Аминь.
«Аминь» - поют девушки и крестятся.
ТАМАРА Вот и конец! Что ж, девушки, - часом позже, часом
раньше!.. Жаль мне Женьку!.. Страх как жаль!.. Другой такой мы уже не найдем. А
все-таки, дети мои, ей в ее яме гораздо лучше, чем нам в нашей... Ну, последний
крест - и пойдем домой!.. (Крестится) Да
и недолго нам быть вместе без нее: скоро всех нас разнесет ветром куда попало.
Жизнь хороша!.. Посмотрите: вон солнце, голубое небо... Воздух какой чистый...
Паутинки летают - бабье лето... Как на свете хорошо!.. Одни только мы - девки -
мусор придорожный.
Читать «Яма» часть 8