6.
Укрывшись в тенях деревьев, Тамара разговаривает с Сенькой.
СЕНЬКА Здравствуй, Тамарка! Давно тебя не видал, - соскучился...
ТАМАРА Дела...
СЕНЬКА Очень мне невтерпеж без тебя жить! Уж так-то бы я тебя, мою
милую, расцеловал, глаз бы тебе сомкнуть не дал!.. Пойдем в комнату к тебе?
ТАМАРА Нет, нет! Пиходить тебе пока нельзя. Но потом, потом,
голубчик, что хочешь... Скоро всему конец!
СЕНЬКА Ах, не томила бы ты меня! Развязывай скорей!
ТАМАРА И развяжу! Подожди недельку еще, милый! Порошки достал?
СЕНЬКА Порошки - пустяк! Да и не порошки, а пилюли.
ТАМАРА И ты верно говоришь, что в воде они сразу распустятся?
СЕНЬКА Верно. Сам видал.
ТАМАРА Но он не умрет? Послушай, Сеня, не умрет? Это верно?..
СЕНЬКА Ничего ему не сделается... Подрыхает только... Ах, Тамарка!
Кончай, ради бога, скорей!.. Сделаем дело и - айда! Куда хочешь, голубка! Весь
в твоей воле: хочешь - на Одессу подадимся, хочешь - за границу. Кончай
скорей!..
ТАМАРА Скоро, скоро...
СЕНЬКА Ты только мигни мне, и я уж готов... с порошками, с
инструментами, с паспортами... А там-угуу-у! поехала машина! (пытаясь обнять Тамару) Тамарочка! Ангел
мой!.. Золотая, брильянтовая!..
ТАМАРА (вырываясь) Но,
но!.. Потом... потом, Сенечка, потом, миленький!.. Вся твоя буду - ни отказу,
ни запрету. Сама надоем тебе... Прощай, дурачок мой!
Тамара ловко, словно кошка, выскользнула из объятий Сеньки, и скрылась за
деревьями.
7.
Комната Женьки. Женя и Коля. Гладышев сидит на кровати рядом с Женей,
гладит ее руку.
КОЛЯ Что
с тобою, милочка?
ЖЕНЬКА Ничего особенного... Голова немного болит. Ударилась.
КОЛЯ Да
ты не обращай внимания.
ЖЕНьКА Да вот увидела тебя, и уж мне полегче стало. Что давно не
был у нас?
КОЛЯ Никак
нельзя было урваться - экзамены. Сама знаешь... Преподаватели строгие, много
учить приходиться, иногда до самого утра сидишь с книжкой, спать не ложишься,
чтобы утром хорошо отвечать.
ЖЕНЬКА Ах ты бедный! за что это вас, ангелов таких, мучают? Если бы
у меня такой брат был, как ты, или сын - у меня бы просто сердце кровью
обливалось.
КОЛЯ Ну
теперь-то я у тебя…
ЖЕНЬКА Может быть, ты останешься у меня на всю ночь? Ты, миленький,
не бойся: если у тебя денег не хватит, я за тебя доплачу. Вот видишь, какой ты
красивый, что для тебя девчонка даже денег не жалеет.
Гладышев обернулся к Женьке: даже и его ненаблюдательное ухо поразил
странный тон Женьки, - не то печальный, не то ласковый, не то насмешливый.
КОЛЯ Нет,
душенька, я бы очень был рад, мне самому хотелось бы остаться, но никак нельзя:
обещал быть дома к десяти часам.
ЖЕНЬКА Ничего, милый, подождут: ты уже совсем взрослый мужчина.
Неужели тебе надо слушаться кого-нибудь?.. А впрочем, как хочешь. Может быть,
свет совсем потушить, или и так хорошо? Ты как хочешь, - с краю или у стенки?
КОЛЯ Мне
безразлично.
И Коля, обняв рукой горячее, сухое тело Женьки, потянулся губами к ее
лицу. Она слегка отстранила его.
ЖЕНЬКА Подожди, потерпи, голубчик, - успеем еще
нацеловаться. Полежи минуточку... так вот... тихо, спокойно... не шевелись...
Эти слова, страстные и повелительные, действовали на Гладышева как
гипноз. Он повиновался ей и лег на спину, положив руки под голову. Она
приподнялась немного, облокотилась и, положив голову на согнутую руку, молча, в
слабом полусвете, разглядывала его тело, такое белое, крепкое, мускулистое, с
высокой и широкой грудной клеткой, с стройными ребрами, с узким тазом и с
мощными выпуклыми ляжками. Темный загар лица и верхней половины шеи резкой
чертой отделялся от белизны плеч и груди.
Он открыл глаза и увидел совсем близко от себя большие, темные, жуткие
глаза женщины, которая ему показалась теперь совсем незнакомой.
КОЛЯ Что
ты смотришь, Женя? О чем ты думаешь?
ЖЕНЬКА Миленький мой мальчик!.. Ведь правда: тебя Колей звать?
КОЛЯ Да.
ЖЕНЬКА Не сердись на меня, исполни, пожалуйста, один мой каприз:
закрой опять глаза... нет, совсем, крепче, крепче... Я хочу прибавить огонь и
поглядеть на тебя хорошенько. Ну вот, так... Если бы ты знал, как ты красив
теперь... сейчас вот... сию секунду. Потом ты загрубеешь, и от тебя станет
пахнуть козлом, а теперь от тебя пахнет медом и молоком... и немного каким-то
диким цветком. Да закрой же, закрой глаза!
Она прибавила свет, вернулась на свое место и села в своей любимой позе -
по-турецки. Оба молчали. Слышно было, как далеко, за несколько комнат,
тренькало разбитое фортепиано, несся чей-то вибрирующий смех, а с другой
стороны - песенка и быстрый веселый разговор. Слов не было слышно. Извозчик
громыхал где-то по отдаленной улице...
ЖЕНЬКА Коля! Открой глаза.
Он повиновался, открыл глаза, повернулся к ней, обвил рукой ее шею,
притянул немного к себе и хотел поцеловать в вырез рубашки - в грудь. Она опять
нежно, но повелительно отстранила его.
ЖЕНЬКА Нет, подожди, подожди, - выслушай меня... еще минутку. Скажи
мне, мальчик, зачем ты к нам сюда приходишь, - к женщинам?
КОЛЯ Какая
ты глупая! Ну зачем же все ходят? Разве я тоже не мужчина? Ведь, кажется, я в
таком возрасте, когда у каждого мужчины созревает... ну, известная
потребность... в женщине... Ведь не заниматься же мне всякой гадостью!
ЖЕНЬКА Потребность? Только потребность? Значит, вот так
же, как в той посуде, которая стоит у меня под кроватью?
КОЛЯ Нет,
отчего же? Ты мне очень нравилась... с самого первого раза. Если хочешь, я
даже... немножко влюблен в тебя...
ЖЕНЬКА Ну, хорошо! А тогда, когда ты пришел в наш дом в первый
раз с друзьями, неужели тебя тоже
привела потребность?
КОЛЯ Нет,
пожалуй, что и не потребность, но как-то смутно хотелось женщины... Товарищи
уговорили... Многие уже раньше меня ходили сюда... Вот и я...
ЖЕНЬКА А что, тебе не стыдно было заходить в наш дом в первый раз?
КОЛЯ Положим...
не то что стыдно...ну, а все-таки же было неловко. Я же тогда выпил для
храбрости.
ЖЕНЬКА А скажи, душенька, скажи еще одно: а то, что тебе придется
заплатить мне деньги, эти поганые два рубля, - понимаешь? - заплатить за
любовь, за то, чтобы я тебя ласкала, целовала, отдавала бы тебе свое тело, - за
это платить тебе не стыдно было бы? никогда?
КОЛЯ Ах,
боже мой! Какие странные вопросы задаешь ты сегодня! Но ведь все же платят
деньги! Не я, так другой заплатил бы, - не все ли тебе равно?
ЖЕНЬКА А ты любил кого-нибудь, Коля? Признайся! Ну хоть не
по-настоящему, а так... в душе... Ухаживал? Подносил цветочки какие-нибудь...
под ручку прогуливался при луне? Было ведь?
КОЛЯ Ну
да. Мало ли какие глупости бывают в молодости! Понятное дело...
ЖЕНЬКА Какая-нибудь двоюродная сестренка? барышня воспитанная?
институтка? гимназисточка?.. Ведь было?
КОЛЯ Ну
да, конечно, - у всякого это бывало.
ЖЕНЬКА Ведь ты бы ее не тронул?.. Пощадил бы? Ну, если бы она тебе
сказала: возьми меня, но только дай мне два рубля, - что бы ты сказал ей?
КОЛЯ Не
понимаю я тебя, Женька! Что ты ломаешься! Какую-то комедию разыгрываешь!
Ей-богу, я сейчас оденусь и уйду.
ЖЕНЬКА Подожди, подожди, Коля! Еще, еще один, последний, самый-самый
последний вопрос.
КОЛЯ Ну
тебя!
ЖЕНЬКА А ты никогда не мой себе представить... ну, представь сейчас
хоть на секунду... что твоя семья вдруг обеднела, разорилась... Тебе пришлось
бы зарабатывать хлеб перепиской или там, скажем, столярным или кузнечным делом,
а твоя сестра свихнулась бы, как и все мы... да, да, твоя, твоя родная
сестра... соблазнил бы ее какой-нибудь болван, и пошла бы она гулять... по
рукам... что бы ты сказал тогда?
КОЛЯ Чушь!..
Этого быть не может!.. Ну, однако,
довольно, - я ухожу!
ЖЕНЬКА Уходи, сделай милость! У меня там, у зеркала, в коробочке от
шоколада, лежат десять рублей, - возьми их себе. Мне все равно не нужно. Купи
на них маме пудреницу черепаховую в золотой оправе, а если у тебя есть
маленькая сестра, купи ей хорошую куклу. Скажи: на память от одной умершей
девки. Ступай, мальчишка!
Коля, нахмурившись, злой, одним толчком ловко сбитого тела соскочил с
кровати, почти не касаясь ее. Теперь он стоял на коврике у постели голый,
стройный, прекрасный - во всем великолепии своего цветущего юношеского тела.
ЖЕНЬКА Коля! Колечка!
Он обернулся на ее зов и коротко, отрывисто вдохнул в себя воздух, точно
ахнул: он никогда еще в жизни не встречал нигде, даже на картинах, такого
прекрасного выражения нежности, скорби и женственного молчаливого упрека, какое
сейчас он видел в глазах Женьки, наполненных слезами. Он присел на край кровати
и порывисто обнял ее вокруг обнаженных смуглых рук.
КОЛЯ Не
будем же ссориться, Женечка.
И Женька обвилась вокруг него, положила руки на шею, а голову прижала к
его груди. Так они помолчали несколько секунд.
ЖЕНЬКА Коля, а ты никогда не боялся заразиться?
Коля вздрогнул. Какой-то холодный, омерзительный ужас шевельнулся и
прополз у него в душе. Он ответил не сразу.
КОЛЯ Конечно,
это было бы страшно... страшно... спаси бог! Да ведь я только к тебе пришел! До
этого у меня никогда…. Ты бы, наверное, сказала мне?..
ЖЕНЬКА Да, сказала бы. Да, конечно, конечно, сказала бы! А ты не
слыхал когда-нибудь, что это за штука болезнь, которая называется сифилисом?
КОЛЯ Конечно,
слышал... Нос проваливается...
ЖЕНЬКА Нет, Коля, не только нос! Человек заболевает весь: заболевают
его кости, жилы, мозги... Говорят иные доктора такую ерунду, что можно от этой
болезни вылечиться. Чушь! Никогда не вылечишься! Человек гниет десять,
двадцать, тридцать лет. Каждую секунду его может разбить паралич, так что
правая половина лица, правая рука, правая нога умирают, живет не человек, а
какая-то половинка. Получеловек-полутруп. Большинство из них сходит с ума. И
каждый понимает... каждый человек... каждый такой зараженный понимает, что,
если он ест, пьет, целуется, просто даже дышит, - он не может быть уверенным,
что не заразит сейчас кого-нибудь из окружающих, самых близких сестру, жену,
сына... У всех сифилитиков дети родятся уродами, недоносками, зобастыми,
чахоточными, идиотами. Вот, Коля, что такое из себя представляет эта болезнь! А
теперь, а теперь, Коля, я тебе скажу, что я уже больше месяца больна этой
гадостью. Вот оттого-то я тебе и не позволяла поцеловать себя...
КОЛЯ Ты
шутишь!.. Ты нарочно дразнишь меня, Женя!..
ЖЕНЬКА Шучу?.. Иди сюда! Теперь смотри внимательно, что я тебе
покажу...
Она резко заставила его встать на ноги, зажгла спичку, широко открыла рот
и поставила огонь так, чтобы он освещал ей гортань. Коля поглядел и отшатнулся.
ЖЕНЬКА Ты видишь эти белые пятна? Это - сифилис,
Коля! Понимаешь - сифилис в самой страшной, самой тяжелой степени. Теперь
одевайся и благодари бога.
Он, молча и не оглядываясь на Женьку, стал торопливо одеваться, не
попадая ногами в одежду. Руки его тряслись, и нижняя челюсть прыгала так, что
зубы стучали нижние о верхние, а Женька говорила с поникнутой головой.
ЖЕНЬКА Слушай, Коля, это твое счастье, что ты попал на честную
женщину, другая бы не пощадила тебя. Слышишь ли ты это? Мы, которых вы лишаете
невинности и потом выгоняете из дома, а потом платите нам два рубля за визит,
мы всегда - понимаешь ли ты? мы всегда ненавидим вас и никогда не жалеем!
Полуодетый Коля вдруг бросил свой туалет, сел на кровать около Женьки и,
закрыв ладонями лицо, расплакался искренно, совсем по-детски...
КОЛЯ Господи,
господи, ведь это правда!.. Какая же это подлость!.. И у нас, у нас дома было
это: была горничная Нюша... горничная... ее еще звали синьоритой Анитой...
хорошенькая... и с нею жил брат... мой старший брат... офицер... и когда он
уехал, она стала беременная и мать выгнала ее... ну да, - выгнала... вышвырнула
из дома, как половую тряпку... Где она теперь? И отец... отец... Он тоже
crop... горничной.
И полуголая Женька, эта Женька-безбожница, ругательница и скандалистка,
вдруг поднялась с постели, стала перед кадетом и медленно, почти торжественно
перекрестила его.
ЖЕНЬКА Да хранит тебя господь, мой мальчик.
КОЛЯ Прости!..
Ты простишь меня. Женя? Простишь?.
ЖЕНЬКА Да, мой мальчик!.. Да, мой хороший!.. Да... Да...
Она нежно, тихо, по-матерински погладила его низко стриженную жесткую
голову и слегка подтолкнула его в коридор.
ЖЕНЬКА Куда же ты теперь?
КОЛЯ Домой.
ЖЕНЬКА Будь здоров, миленький!
КОЛЯ Прости
меня!.. Прости меня!..
ЖЕНЬКА Я уже сказала, мой славный мальчик... И ты меня прости...
Больше ведь не увидимся!..
И она, затворив дверь, осталась одна.
Чуть погодя в комнату вошла Тамара с подносом в руках.
ТАМАРА (поставив поднос на
стол) Ты освободилась Женечка? Как ты? Поешь?
ЖЕНЬКА Скучно мне, Тамарочка!..
ТАМАРА Кому же весело из нас?
ЖЕНЬКА Да нет!.. Не то что скучно, а как-то мне все - все равно...
Гляжу -вот я на тебя, на стол, на бутылку, на свои руки, ноги и думаю, что все
это одинаково и все ни к чему... Нет ни в чем смысла... Точно на какой-то
старой-престарой картине. Вот смотри: идет по улице солдат, а мне все равно,
как будто завели куклу и она двигается... И что мокро ему под дождем, мне тоже
все равно... И что он умрет, и я умру, и ты, Тамара, умрешь, - тоже в этом я не
вижу ничего ни страшного, ни удивительного... Так все для меня просто и
скучно... Скажи мне, пожалуйста, Тамара, я вот никогда еще тебя об этом не
спрашивала, откуда ты к нам поступила сюда, в дом? Ты совсем непохожа на всех
нас, ты все знаешь, у тебя на всякий случай есть хорошее, умное слово... Вон и
по-французски как ты говоришь хорошо! А
никто из нас о тебе ровно ничего не знает... Кто ты?
ТАМАРА Милая Женечка, право не стоит... Жизнь как жизнь... Была
институткой, гувернанткой была, в хоре пела, потом тир в летнем саду держала, а
потом спуталась с одним шарлатаном и сама научилась стрелять из винчестера...
По циркам ездила, - американскую амазонку изображала. Я прекрасно стреляла...
Потом в монастырь попала. Там пробыла года два... Много было у меня... Всего не
упомнишь... Воровала.
ЖЕНЬКА Много ты пожила... пестро...
ТАМАРА Мне и лет-то немало, Ну, как ты думаешь - сколько?
ЖЕНЬКА Двадцать два, двадцать четыре?..
ТАМАРА Нет, ангел мой! Тридцать два ровно стукнуло неделю тому
назад. Я, пожалуй что, старше всех вас здесь у Анны Марковны. Но только ничему
я не удивлялась, ничего не принимала близко к сердцу. Как видишь, не пью
никогда... Занимаюсь очень бережно уходом за своим телом, а главное - самое
главное - не позволяю себе никогда увлекаться мужчинами...
ЖЕНЬКА Ну, а Сенька твой?..
ТАМАРА Сенька - это особая статья: сердце бабье глупое, нелепое...
Разве оно может жить без любви? Да и не люблю я его, а так... самообман... А
впрочем, Сенька мне скоро очень понадобится.
ЖЕНЬКА Но здесь-то, в этой дыре, как ты застряла? - умница,
красивая, обходительная такая...
ТАМАРА Долго рассказывать... Да и лень... Попала я сюда из-за любви:
спуталась с одним молодым человеком и делала с ним вместе революцию. Ведь мы
всегда так поступаем, женщины: куда милый смотрит, туда и мы что милый видит,
то и мы... Не верила я душой-то в его дело, а пошла. Льстивый был человек,
умный, говорун, красавец... Только оказался он потом подлецом и предателем.
Играл в революцию, а сам товарищей выдавал жандармам. Провокатором был. Как его
убили и разоблачили, так с меня и вся дурь соскочила. Однако пришлось
скрываться.. Паспорт переменила. Тут мне посоветовали, что легче всего
прикрыться желтым билетом... А там и пошло!.. Да и здесь я вроде как на
подножном корму: придет время, удастся у меня минутка - уйду!
ЖЕНЬКА Куда?
ТАМАРА Свет велик... А я жизнь люблю!.. Вот я так же и в монастыре,
жила, жила, пела антифоны и залостойники, пока не отдохнула, не соскучилась
вконец, а потом сразу хоп! и в кафешантан... Хорош скачок? Так и отсюда... В
театр пойду, в цирк, в кордебалет... а больше, знаешь, тянет меня, Женечка,
все-таки воровское дело... Смелое, опасное, жуткое и какое-то пьяное...
Тянет!.. Ты не гляди на меня, что я такая приличная и скромная и могу казаться
воспитанной девицей. Я совсем-совсем другая. Во мне дьявол живет!
ЖЕНЬКА Хорошо тебе! Ты хоть хочешь чего-нибудь, а у меня душа дохлая
какая-то... Вот мне двадцать лет, а душа у меня старушечья, сморщенная, землей
пахнет... И хоть пожила бы толком!.. Тьфу!.. Только слякоть какая-то была.
ТАМАРА Брось, Женя, ты говоришь глупости. Ты умна, ты оригинальна, у
тебя есть та особенная сила, перед которой так охотно ползают и пресмыкаются
мужчины. Уходи отсюда и ты. Не со мной, конечно, - я всегда одна, - а уйди сама
по себе.
ЖЕНЬКА Нет. Нет, у меня это не выходит: изжевала меня судьба!.. Не
человек я больше, а какая-то поганая жвачка... Эх! Выпьем-ка, Женечка, лучше
коньячку и пососем лимончик!..(Пьет
коньяк) Брр... гадость какая!.. И
где это Анна Марковна всегда такую мерзость достанет? Собаке шерсть, если
помазать, так облиняет... И всегда, подлая, полтинник лишний возьмет. Раз я
как-то спрашиваю ее: "Зачем деньги копите?" - "А я, говорит,
дочке на свадьбу коплю. Что ж, говорит, ее мужу будет за радость, что она ему
одну свою невинность преподнесет! Надо еще сколько-нибудь тысяч
приработать". Счастливая она!.. Дочка у ней за адвоката будущего выходит.
Говорят, красавец. Тут у меня, Тамара, денег немножко есть, в ящичке под
зеркалом, ты ей передай, пожалуйста...
ТАМАРА Да что ты, дура, помирать, что ли, хочешь?
ЖЕНЬКА Нет, я так, на всякий случай... Возьми-ка, возьми
деньги! Может быть, меня в больницу заберут... А там, как знать, что
произойдет? Я мелочь себе оставила на всякий случай... А что же, если и в самом
деле, Тамарочка, я захотела бы что-нибудь над собой сделать, неужели ты стала
бы мешать мне?
Тамара поглядела на нее пристально, глубоко и спокойно. Глаза Женьки были
печальны и точно пусты. Живой огонь погас в них, и они казались мутными, точно
выцветшими, с белками, как лунный камень.
ТАМАРА Нет. Если бы из-за любви - помешала бы, если бы из-за денег -
отговорила бы, но есть случаи, когда мешать нельзя. Способствовать, конечно, не
стала бы, но и цепляться за тебя и мешать тебе тоже не стала бы.
В комнату заходит Манька с Нюркой.
МАНЬКА Этот генерал, черт его….!
НЮРКА Сначала
вызвал Маньку, потом ее отправил, а взаместо позвал меня, а потом снова
Маньку….
МАНЬКА Фу, противный, обмусолил весь!
ЖЕНЬКА Напрасно вы брезгуете этим генералом. Я знавала хуже эфиопов.
У меня был один Гость настоящий болван. Он меня не мог любить иначе... иначе...
ну, скажем просто, он меня колол иголками в грудь... А в Вильно ко мне ходил
ксендз. Он одевал меня во все белое, заставлял пудриться, укладывал в постель.
Зажигал около меня три свечки. И тогда, когда я казалась ему совсем мертвой, он
кидался на меня.
МАНЬКА Ты правду говоришь, Женька! У меня тоже был один
ёлод. Он меня все время заставлял притворяться невинной, чтобы я плакала и
кричала. А вот ты, Женечка, самая умная из нас, а все-таки не угадаешь, кто он
был...
ЖЕНЬКА Смотритель тюрьмы?
МАНЬКА Бранд-майор.
НЮРКА А
то у меня был один учитель. Он какую-то арифметику учил, я не помню, какую. Он
меня все время заставлял думать, что будто бы я мужчина, а он женщина, и чтобы
я его... насильно... И какой дурак! Представьте себе, девушки, он все время
кричал: "Я твоя! Я вся твоя! Возьми меня! Возьми меня!"
МАНЬКА (смеется) Сумасшедший!
ТАМАРА Нет, отчего же? Вовсе не сумасшедший, а просто,
как и все мужчины, развратник. Дома ему скучно, а здесь за свои деньги он может
получить какое хочет удовольствие. Кажется, ясно?
Женя вдруг одним быстрым движением села на кровать.
ЖЕНЬКА Все вы дуры! Отчего вы им все это прощаете?
Раньше я и сама была глупа, а теперь заставляю их ходить передо мной на
четвереньках, заставляю целовать мои пятки, и они это делают с наслаждением...
Вы все, девочки, знаете, что я не люблю денег, но я обираю мужчин, как только
могу. Они, мерзавцы, дарят мне портреты своих жен, невест, матерей, дочерей...
Впрочем, вы, кажется, видали фотографии в нашем клозете? Но ведь подумайте,
дети мои... Женщина любит один раз, но навсегда, а мужчина, точно борзой
кобель... Это ничего, что он изменяет, но у него никогда не остается даже
простого чувства благодарности ни к старой, ни к новой любовнице. Говорят, я
слышала, что теперь среди молодежи есть много чистых мальчиков. Я этому верю,
хотя сама не видела, не встречала. А всех, кого видела, все потаскуны, мерзавцы
и подлецы. Не так давно я читала какой-то роман из нашей разнесчастной жизни.
Это было почти то же самое, что я сейчас говорю. Да, вот теперь я понимаю
Тамару. Ты слышишь, Тамара, я перед тобой извиняюсь. Я часто смеялась над тем,
что ты влюблена в своего вора Сеньку. А вот я теперь скажу, что из всех мужчин
самый порядочный - это вор или убийца. Он не скрывает того, что любит девчонку,
и, если нужно, сделает для нее преступление воровство или убийство. А эти,
остальные! Все вранье, ложь, маленькая хитрость, разврат исподтишка. У мерзавца
три семьи, жена и пятеро детей. Гувернантка и два ребенка за границей. Старшая
дочь от первого жениного брака, и от нее ребенок. И это все, все в городе
знают, кроме его маленьких детей. Да и те, может быть, догадываются и
перешептываются. И, представьте себе, он - почтенное лицо, уважаемое всем
миром... Дети мои, кажется, у нас никогда не было случая, чтобы мы пускались
друг с другом в откровенности, а вот я вам скажу, что меня, когда мне было
десять с половиной лет, моя собственная мать продала в городе Житомире доктору
Тарабукину. Я целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: "Я
маленькая!" А он мне отвечал: "Ничего, ничего: подрастешь". Ну,
конечно, боль, отвращенье, мерзость... А он потом это пустил, как ходячий
анекдот. Отчаянный крик моей души.
МАНЬКА Меня лишил невинности учитель министерской школы
Иван Петрович Сус. Просто позвал меня к себе на квартиру, а жена его в это
время пошла на базар за поросенком, - было рождество. Угостил меня конфетами, а
потом сказал, что одно из двух: либо я должна его во всем слушаться, либо он
сейчас же меня выгонит из школы за дурное поведение. А ведь вы сами знаете,
девочки, как мы боимся учителей. Здесь они нам не страшны, потому что мы с ними
что хотим, то и делаем, а тогда! Тогда ведь он нам казался более чем царь и
бог.
НЮРКА А
меня стюдент. Учил у нас барчуков. Там, где я служила...
МАНЬКА Нет, а я...
Манька осеклась. В дверях стояла Любка, исхудавшая, с черными кругами под
глазами и, точно сомнамбула, отыскивала рукою дверную ручку, как точку опоры.
Читать «Яма» часть 7
