Ярослава Пулинович

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа

Главная » 2013 » Сентябрь » 8 » «Яма» часть 2
15:32
«Яма» часть 2

ЛИХОНИН     Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман,

Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;

Но в нас горит еще желанье;

Под гнетом власти роковой

Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждем с томленьем упованья

Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой

Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

 

КОЛЯ              (едва  закончил Лихонин)

Белеет парус одинокой

В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..


Играют волны - ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит...

Увы! он счастия не ищет

И не от счастия бежит!


Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой...

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

 

РАМЗЕС         В самом деле смешно! Что-то поэтическое витает в воздухе…. Вот, тоже пришло в голову.

Ко мне он кинулся на грудь:

     Но в горло я успел воткнуть

     И там два раза повернуть

     Мое оружье... Он завыл,

     Рванулся из последних сил,

     И мы, сплетясь, как пара змей,

     Обнявшись крепче двух друзей,

     Упали разом, и во мгле

     Бой продолжался на земле.

     И я был страшен в этот миг;

     Как барс пустынный, зол и дик,

     Я пламенел, визжал, как он;

     Как будто сам я был рожден

     В семействе барсов и волков

     Под свежим пологом лесов.

     Казалось, что слова людей

     Забыл я - и в груди моей

     Родился тот ужасный крик,

     Как будто с детства мой язык

     К иному звуку не привык...

     Но враг мой стал изнемогать,

     Метаться, медленней дышать,

     Сдавил меня в последний раз...

     Зрачки его недвижных глаз

     Блеснули грозно - и потом

     Закрылись тихо вечным сном;

     Но с торжествующим врагом

     Он встретил смерть лицом к лицу,

     Как в битве следует бойцу! ..

Ваша очередь, приват-доцент!

 

ЯРЧЕНКО       А у меня, как назло, все стихи из головы вывалились.

РАМЗЕС         Не отставай от коллектива, приват-доцент! Еще совсем недавно ты был ровней нам – обычным студентом. Помни об этом, товарищ!

ЯРЧЕНКО       Ну, вот, например разве что….


Свободы сеятель пустынный,

Я вышел рано, до звезды;

Рукою чистой и безвинной

В порабощенные бразды

Бросал живительное семя —

Но потерял я только время,

Благие мысли и труды...

Паситесь, мирные народы!

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич.

 

КОЛЯ              Говорят, природа влияет на людей поэтическим образом.

БЕРТА Собственно, господа, мы пришли. Здесь мой дом. Спасибо вам за чудесную прогулку.

 

К Берте подходит немолодая гувернантка - немка. Делает книксен.

 

ГУВЕРНАНТКА          До свидания, господа! Прекрасный день!

РАМЗЕС                     Спасибо за чудесный надзор!

ГУВЕРНАНТКА          Я в вашем благородстве теперь абсолютно уверилась. Быть может, вскоре отпущу Берту с вами одну.

КОЛЯ              С нами ей бояться нечего, это зуб даю!

РАМЗЕС         Берта, позволите ли вы написать вам завтра одно небольшое, но очень вдумчивое, умное и практически гениальное письмо?

БЕРТА (смеется) Позволяю. Я люблю, когда мне пишут письма.

КОЛЯ              Я сегодня обещал вам показать свои стихи. Так я завтра пришлю вам тетрадку?

БЕРТА Обязательно, Коля. Я их буду все выходные читать. До встречи, господа!

 

Берта и гувернантка заходят в дом.

 

ЯРЧЕНКО       Прекрасная девушка. Чистота, ум, обаяние! Ну, что же, товарищи? По домам?

ЛИХОНИН     Я протестую против таких вот скорых расставаний! Это, я скажу вам всем, натуральное свинство!

КОЛЯ              Можно поехать в Тиволи….

ЯРЧЕНКО       В сад Тиволи очень далеко, да к тому же еще за входные билеты платить, и цены в буфете возмутительные, и программа давно окончилась.

РАМЗЕС         Можно ко мне…. У меня есть дома дюжина пива и немного коньяку.

ЛИХОНИН     Идти вечером на семейную квартиру, входить на цыпочках по лестнице и говорить все время шепотом? Вот что, брательники... Поедемте-ка лучше к девочкам, это будет вернее.

РАМЗЕС         А что ж? И верно, товарищи?!

КОЛЯ              (притворно зевая) Стоит ли? Ведь это на всю ночь заводиловка. Поедемте лучше, господа, по домам... а-а-а... спатиньки... Довольно на сегодня.

ЛИХОНИН     Во сне шубы не сошьешь. (Ярченко) Герр профессор, вы едете?

ЯРЧЕНКО       Оставь меня в покое, Лихонин. По-моему, господа, это прямое и явное свинство - то, что вы собираетесь сделать. Кажется, так чудесно, мило и просто провели время, так нет, вам непременно надо, как пьяным скотам, полезть в помойную яму. Не поеду я.

ЛИХОНИН     Однако, если мне не изменяет память, припоминаю, что не далее как прошлой осенью мы с одним будущим доцентом лили где-то крюшон со льдом в фортепиано, изображали бурятского бога, плясали танец живота и все такое прочее?..

ЯРЧЕНКО                   Ах, боже мой, мало ли что мы делали, когда были мальчишками? Воровали сахар, пачкали штанишки, отрывали жукам крылья. Но всему есть предел и мера. Я вам, господа, не смею, конечно, подавать советов и учить вас, но надо быть последовательными. Все мы согласны, что проституция - одно из величайших бедствий человечества, а также согласны, что в этом зле виноваты не женщины, а мы, мужчины, потому что спрос родит предложение. И, стало быть, если, выпив лишнюю рюмку вина, я все-таки, несмотря на свои убеждения, еду к проституткам, то я совершаю тройную подлость: перед несчастной глупой женщиной, которую я подвергаю за свой поганый рубль самой унизительной форме рабства, перед человечеством, потому что, нанимая на час или на два публичную женщину для своей скверной похоти, я этим оправдываю и поддерживаю проституцию, и, наконец, это подлость перед своей собственной совестью и мыслью. И перед логикой.

ЛИХОНИН                 Фью-ю! Понес философ наш обычный вздор: веревка вервие простое.

ЯРЧЕНКО       Конечно, нет ничего легче, как паясничать. А по-моему, нет в печальной русской жизни более печального явления, чем эта расхлябанность и растленность мысли. Сегодня мы скажем себе: "Э! Все равно, поеду я в публичный дом или не поеду - от одного раза дело не ухудшится, не улучшится". А через пять лет мы будем говорить: "Несомненно, взятка - страшная гадость, но, знаете, дети... семья..." И точно так же через десять лет мы, оставшись благополучными русскими либералами, будем вздыхать о свободе личности и кланяться в пояс мерзавцам, которых презираем, и околачиваться у них в передних. "Потому что, знаете ли, - скажем мы, хихикая, - с волками жить, по-волчьи выть". Ей-богу, недаром какой-то министр назвал русских студентов будущими столоначальниками!

ЛИХОНИН                 Или профессорами.

ЯРЧЕНКО                   Но самое главное, самое главное то, что я вас всех видел сегодня на реке и потом там... на том берегу... с этой милой славной девушкой. Какие вы все были внимательные, порядочные, услужливые, но едва только вы простились с нею, вас уже тянет к публичным женщинам. Пускай каждый из вас представит себе на минутку, что все мы были в гостях у его сестер и прямо от них поехали в Яму... Что? Приятно такое предположение?

ЛИХОНИН     Да, но должны же существовать какие-нибудь клапаны для общественных страстей? Неужели порядочнее пользоваться ласками своей горничной или вести за углом интригу с чужой женой?

КОЛЯ              Что я могу поделать, если мне необходима женщина!

ЯРЧЕНКО                   Эх, очень обходима!

РАМЗЕС         Никто вас и не тянет, Гаврила Петрович, непременно совершать грехопадение. К чему этот пафос и эта меланхолия, когда дело обстоит совсем просто? Компания молодых русских джентльменов хочет скромно и дружно провести остаток ночи, повеселиться, попеть и принять внутрь несколько галлонов вина и пива. Но все теперь закрыто, кроме этих самых домов. Ergo!

ЯРЧЕНКО       Следовательно, поедем веселиться к продажным женщинам? К проституткам? В публичный дом?

РАМЗЕС         А хотя бы? Одного философа, желая его унизить посадили за обедом куда-то около музыкантов. А он, садясь, сказал: "Вот верное средство сделать последнее место первым". И, наконец, я повторяю: если ваша совесть не позволяет вам, как вы выражаетесь, покупать женщин, то вы можете приехать туда и уехать, сохраняя свою невинность во всей ее цветущей неприкосновенности.

ЯРЧЕНКО       Вы передергиваете, Рамзес. Вы мне напоминаете тех мещан, которые еще затемно собрались глазеть на смертную казнь, говорят: мы здесь ни при чем, мы против смертной казни, это все прокурор и палач.

РАМЗЕС         Пышно сказано и отчасти верно, Гаврила Петрович. Но именно к нам это сравнение может и не относится. Нельзя, видите ли, лечить какую-нибудь тяжкую болезнь заочно, не видавши самого больного. А ведь все мы, которые сейчас здесь стоим на улице и мешаем прохожим, должны будем когда-нибудь в своей деятельности столкнуться с ужасным вопросом о проституции, да еще какой проституции - русской! Ведь мы же будем педагогами, руководителями юношества и, черт побери, даже отцами! А уж если пугать букой, то лучше всего самому на нее прежде посмотреть. Наконец и вы сами, Гаврила Петрович, - знаток мертвых языков и будущее светило гробокопательства, - разве для вас не важно и не поучительно сравнение хотя бы современных публичных домов с каким-нибудь помпейскими лупанарами или с институтом священной проституции в Фивах и в Ниневии?..

ЛИХОНИН     Браво, Рамзес, великолепно! И что тут долго толковать, ребята? Берите профессора под жабры и сажайте на извозчика!

 

Студенты, смеясь и толкаясь, обступили Ярченко, схватили его под руки, обхватили за талию. Всех их одинаково тянуло к женщинам, но ни у кого, кроме Лихонина, не хватало смелости взять на себя почин. Но теперь все это сложное, неприятное и лицемерное дело счастливо свелось к простой, легкой шутке над старшим товарищем. Ярченко и упирался, и сердился, и смеялся, стараясь вырваться.

 

ЯРЧЕНКО       Господа, я, пожалуй, готов с вами поехать... Не подумайте, однако, что меня убедили софизмы египетского фараона Рамзеса... Нет, просто мне жаль разбивать компанию... Но я ставлю одно условие: мы там выпьем, поврем, посмеемся и все прочее... но чтобы ничего больше, никакой грязи... Только лишь разговоры и никакой близости! Стыдно и обидно думать, что мы, цвет и краса русской интеллигенции, раскиснем и пустим слюни от вида первой попавшейся юбки.

ЛИХОНИН     Клянусь!

РАМЗЕС         Я за себя ручаюсь.

КОЛЯ              И я! И я! Ей-богу, господа, дадимте слово... Ярченко прав.

Они расселись на извозчика и поехали.

ЛИХОНИН     В Яму!

 

4.

 

Настали поздние сумерки, а за ними теплая темная ночь, но еще долго, до самой полуночи, тлела густая малиновая заря. Швейцар, заведения Симеон зажег все лампы по стенам залы и люстру, а также красный фонарь над крыльцом. Симеон был сухопарый, сутуловатый, молчаливый и суровый человек, с прямыми широкими плечами, брюнет, шадровитый, с вылезшими от оспы плешинками бровями и усами и с черными, матовыми, наглыми глазами. Днем он бывал свободен и спал, а ночью сидел безотлучно в передней под рефлектором, чтобы раздевать и одевать гостей и быть готовым на случай всякого беспорядка.

 

Люба в синей бархатной кофте с низко вырезанной грудью и Нюра, одетая как "бэбэ", в розовый широкий сак до колен, с распущенными светлыми волосами и с кудряшками на лбу, лежат, обнявшись, на подоконнике и поют потихоньку очень известную между проститутками злободневную песню про больницу. Нюра тоненько, в нос, выводит первый голос, Люба вторит ей глуховатым альтом:

 

   Понедельник наступает,

   Мне на выписку идти,

   Доктор Красов не пускает...

  

 Вот сиделочка прихо-одит,

   Булку с сахаром несет...

   Булку с сахаром несет,

   Всем поровну раздает.

  

НЮРА (кричит кому-то в окно) Прохор Иванович! Прохор Иванович! Вам велел кланяться один ваш товарищ. Я его сегодня видела. Такой хорошенький! Брюнетик симпатичный... Нет, а вы спросите лучше, где я его видела? А вот где: у нас на гвозде, на пятой полке, где дохлые волки.

 

Нюра хохочет визгливо на всю Яму и валится на подоконник, брыкая ногами в высоких черных чулках. Потом, перестав смеяться, она сразу делает круглые удивленные глаза и говорит шепотом.

 

НЮРА А знаешь, девушка, ведь он в позапрошлом годе женщину одну зарезал, Прохор-то. Ей-богу.

ЛЮБКА          Ну? До смерти?

НЮРКА          Нет, не до смерти. Выкачалась. Однако два месяца пролежала в Александровской. Доктора говорили, что если бы на вот-вот столечко повыше, - то кончено бы. Амба!

ЛЮБКА          За что же он ее?

НЮРКА          А я знаю? Может быть, деньги от него скрывала или изменила. Любовник он у ей был - кот.

ЛЮБКА          Ну и что же ему за это?

НЮРКА          А ничего. Никаких улик не было. Была тут общая склока. Человек сто дралось. Она тоже в полицию заявила, что никаких подозрений не имеет. Но Прохор сам потом хвалился: я, говорит, в тот раз Дуньку не зарезал, так в другой раз дорежу. Она, говорит, от моих рук не уйдет. Будет ей амба!

ЛЮБКА          Отчаянные они, эти коты!

НЮРКА          Страсть до чего! Я, ты знаешь, с нашим Симеоном крутила любовь целый год. Такой ирод, подлец! Живого места на мне не было, вся в синяках ходила. И не то, чтобы за что-нибудь, а просто так, пойдет утром со мной в комнату, запрется и давай меня терзать. Руки выкручивает, за груди щиплет, душить начнет за горло. А то целует-целует, да как куснет за губы, так кровь аж и брызнет... я заплачу, а ему только этого и нужно. Так зверем на меня и кинется, аж задрожит. И все деньги от меня отбирал, ну вот все до копеечки. Не на что было десятка папирос купить. Он ведь скупой, Симеон-то, все на книжку, на книжку относит... Говорит, что, как соберет тысячу рублей, - в монастырь уйдет.

ЛЮБКА          Ну?

НЮРКА          Ей-богу. Ты посмотри у него в комнатке: круглые сутки, днем и ночью, лампадка горит перед образами. Он очень до бога усердный... Только я думаю, что он оттого такой, что тяжелые грехи на нем. Убийца он.

ЛЮБКА          Да что ты?

НЮРКА          Ах, да ну его, бросим о нем, Любочка. Ну, давай дальше:

   Пойду в хаптеку, куплю я ха-ду,

   Сама себя я хатравлю.

 

Женя ходит взад и вперед по зале, подбоченившись, раскачиваясь на ходу и заглядывая на себя во все зеркала. На ней надето короткое атласное оранжевое платье с прямыми глубокими складками на юбке, которая мерно колеблется влево и вправо от движения ее бедер.

Сонечка в своем строгом нарядном платье, заплаканная, стоит у стены, как будто желая с ней слиться.

 

НЮРКА          (кричит) К Треппелю... подъехали... лихач... с электричеством... Ой, девоньки... умереть на месте... на оглоблях электричество!

 

   Все девицы, кроме гордой Жени и Сонечки, высовываются из окон.

 

МАНЬКА        Вот бы прокатиться! Дяденька-лихач, а дяденька-лихач, прокатай бедную девчоночку... Прокатай за любовь!

 

Девушки смеются.

Женя заглядывает в переднюю.

 

ЖЕНЯ             Там  какой-то совсем незнакомый пришел. Никогда у нас не был. Какой-то папашка, толстый, в золотых очках и в форме.

ГОЛОС ЭКОНОМКИ Барышни, в залу! В залу, барышни!

 

Девушки идут в залу.

Сонечка, застывшая, остается стоять у стены.

Девушки рассаживаются в зале вдоль стен. В зал входит первый клиент - учитель в женской гимназии. Так как все женщины торжественно молчат, точно не замечая его, то он пересекает залу и опускается на стул рядом с Любой, которая согласно этикету только подбирает немного юбку, сохраняя рассеянный и независимый вид девицы из порядочного дома.

 

УЧИТЕЛЬ        Здравствуйте, барышня.

ЛЮБКА          Здравствуйте.

УЧИТЕЛЬ        Как вы поживаете?

ЛЮБКА          Спасибо, благодарю вас. Угостите покурить!

УЧИТЕЛЬ        Извините - некурящий.

ЛЮБКА          Вот так-так. Мужчина и вдруг не курит. Ну так угостите лафитом с лимонадом. Ужас как люблю лафит с лимонадом.

  

Учитель гимназии промолчал.

 

ЛЮБКА          У, какой скупой, папашка! Вы где это служите? Вы чиновники?

УЧИТЕЛЬ        Нет, я учитель. Учу немецкому языку.

ЛЮБКА          А я вас где-то видела, папочка. Ваша физиономия мне знакома. Где я с вами встречалась?

УЧИТЕЛЬ        Ну уж не знаю, право. На улице разве.

ЛЮБКА          Может быть, и на улице... Вы хотя бы апельсином угостили. Можно спросить апельсин?

 

Учитель снова замолчал, озираясь по сторонам.

 

ЛЮБКА          Хоть по крайности закажите музыкантам сыграть полечку. Пусть барышни потанцуют.

УЧИТЕЛЬ        А сколько это стоит?

ЛЮБКА          Кадриль - полтинник, а такие танцы - тридцать копеек. Так можно?

УЧИТЕЛЬ        Ну что ж... пожалуйста... Мне не жаль... Кому здесь сказать?

ЛЛЮБКА        А вон, музыкантам.

УЧИТЕЛЬ        (кладя деньги на фортепиано) Отчего же... я с удовольствием... Господин музыкант, пожалуйста, что-нибудь из легких танцев.

ТАПЕР Что прикажете? Вальс, польку, польку-мазурку?

УЧИТЕЛЬ        Ну... что-нибудь такое...

ВЕРКА Вальс, вальс!

НЮРКА          Нет, польку!..

МАНЬКА        Вальс!..

ТАМАРА        Венгерку!..

МАНЬКА        Вальс!

ЛЮБКА          Пускай играют польку. Исай Саввич, сыграйте, пожалуйста, полечку. Это мой муж, и он для меня заказывает.  Правда, папочка? 


Читать «Яма»  часть 3



Просмотров: 1284 | Добавил: Alex70050 | Теги: кино, «Яма», пьеса, инстценировка, Ярослава, театр, Пулинович, Драматург | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:

Поиск

Календарь

«  Сентябрь 2013  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
      1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
30

Архив записей

Друзья сайта

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz